И даже небо было нашим - Паоло Джордано

им взятку медом? – в ужасе спросил Данко. – Да ты просто идиотка!

– Не сомневаюсь, что мед у вас замечательный, – сказала женщина-полицейский, – но мы не можем принять ваш подарок.

От неуклюжей попытки Коринны исправить ситуацию мы только стали выглядеть еще нелепее.

Прежде чем уйти, женщина-полицейский обратилась к Берну:

– А ведь я вас помню. Мы с вами беседовали по поводу той девушки. Это произошло здесь, не так ли?

Она это сказала, действительно сказала, но я была глуха, и моя добровольная, упрямая глухота усиливалась с каждым днем.

– Вы ошибаетесь, – ответил Берн, пристально глядя на нее. – Мы с вами никогда не встречались.

Несколько минут спустя мы опять остались одни, мы шестеро, под навесом нашей беседки, у стен нашего дома, окруженные всей нашей землей, всем тем, что было нашим и вдруг перестало нам принадлежать.

Берн принес шесть бутылок пива, но никто не протянул руку, чтобы взять себе одну.

– Нечего сидеть с таким видом, – сказал он.

– Можно подумать, тебе все равно, – огрызнулся Данко.

– У нас есть деньги, которые Тереза выручила за виллу. На них мы можем купить ферму Чезаре. Она ведь продается, так? И больше никаких уловок.

– А сколько он запросит, этот Чезаре? – скептическим тоном спросил Данко.

– Возьмет, сколько предложим. Речь-то идет о нас.

– Непохоже, чтобы дядюшка особо тобой дорожил.

Подписав контракт о продаже виллы, я объявила, что причитающиеся мне деньги принадлежат всем; это вызвало восторженную овацию, а позже Берн, прижавшись лицом к моему затылку, сказал, что гордится мной. Однако с этого дня мы стали еще бережливее, как будто втайне боялись, что незаслуженное богатство отразится на отношениях между нами.

Берн предложил поставить вопрос о покупке фермы на голосование.

– Поднимите руку те, кто хочет, чтобы эта земля стала нашей. Навсегда.

Никто, кроме меня и самого Берна, не поднял руку.

– В чем дело? – наседал Берн. – Что это значит?

В этот момент Коринна наконец решилась взять себе бутылку пива, нервным движением открыла ее с помощью зажигалки, отпила глоток и стиснула бутылку в руках.

– Мы должны кое-что сказать вам, – начала она. – Мы собирались сделать это позднее, но, учитывая обстоятельства, решили, что так будет даже лучше. Мы с Томмазо уезжаем. Я беременна.

Она подняла бутылку и наклонила голову, словно желая произнести какой-то невеселый тост. Томмазо сидел мертвенно-бледный.

– Как беременна? – спросил Берн.

– Тебе надо объяснять, как это бывает?

Но Берн не заметил ее иронии, его охватила волна восторга.

– Беременна! Но это же потрясающе! Это начало новой эпохи! У нас будут дети. Тереза, Данко, Джулиана… Вы понимаете? Нам с вами тоже надо поторопиться. Пусть они растут здесь все вместе.

На миг он представил себе эту идиллию, и его затрясло. Он подошел сзади к Томмазо и Коринне, обнял их и расцеловал в щеки.

– Беременна! – снова и снова повторял он, не замечая, что названный брат в его объятиях, похоже, сник и едва сдерживает слезы.

– Сколько месяцев? – спросил Данко.

– Почти пять, – ответила Коринна, по очереди заглядывая в глаза каждому из нас.

Берн не мог успокоиться.

– Почему не сказали раньше, чего ждали? Теперь и голосовать незачем. Мы купим эту землю и превратим ее в идеальное место для детей. У них будет полно дядюшек, тетушек и братьев.

Но Коринна стряхнула с плеча его руку.

– Ты что, не слышал? Я сказала, мы уезжаем, Берн. Насовсем. По-твоему, я смогу растить ребенка здесь? В этих руинах? Чтобы он туберкулез заработал?

Прошло несколько секунд, прежде чем Берн переварил информацию, которую мы усвоили сразу, а Томмазо смог опять расправить плечи.

– Вы уезжаете, – произнес Берн.

Коринна теребила сережку в ухе.

– Мои родители подыскали для нас квартиру в Таранто. Это близко от них, так что они смогут помогать нам. Квартира небольшая, но в центре.

– А как же мы? – растерянно спросил Берн.

Коринна потеряла терпение.

– Черт возьми, Берн! Тебе что, подробности нужны?

Но он уже не обращал на нее внимания. Он пристально посмотрел на друга, ожидая, что тот тоже посмотрит на него. Дважды произнес его имя, сначала вполголоса, затем чуть громче. Однако на сей раз Томмазоне повиновался.

Тогда Берн снова сел рядом со мной. Молча допил свое пиво и обратился к Данко:

– Похоже, мы тут остаемся вчетвером.

Данко надул щеки и с шумом выдохнул воздух.

– Покупать ферму не имеет смысла. Разве не видишь, в каком она состоянии? Земля плохая, тут возиться и возиться.

– Что ты несешь? Вы сегодня что, все с ума посходили? У нас тут хозяйство. Куры, пчелы, вообще все.

Данко мотнул головой, словно в нем происходила внутренняя борьба.

– Здесь были полицейские, Берн. Я не хочу иметь дело с полицией. И потом, ты не забыл, что случилось с солнечными панелями? А как повел себя Козимо, этот кусок дерьма? Нам здесь не рады.

– А мы и не рассчитывали, что нам будут рады.

Я взяла Берна за руку. Рука была холодная, пальцы слегка подрагивали. Я сжала их в своих.

Данко отер ладони о джинсы.

– Что скажешь, Джулиана? Мне кажется, нам тоже пора двигаться.

В ответ она выразительно прищелкнула языком, что означало: прекрасная идея. Берн сидел не шелохнувшись.

Но Данко еще не все сказал.

– На мой взгляд, будет несправедливо делить деньги за виллу на три части. Ведь это бывшая собственность Терезы. Но каждому из нас все же что-то причитается. Так сказать, выходное пособие. Все мы работали здесь, каждый старался для общего блага. Что скажешь, Тереза? Ты сама предложила внести деньги в общую кассу. Конечно, теперь, когда обстоятельства изменились, ты вправе передумать, но… каждый из нас внес свой вклад. Так у нас было принято с самого начала.

Как он ни старался, ему не удавалось излагать свои мысли с обычной ясностью, бесстрастным тоном, который выработался у него, когда он еще занимался наукой.

– Предлагаю следующее: кто уезжает, получает по двадцать тысяч евро и отказывается от претензий на какое-либо другое имущество на ферме. По двадцать тысяч на каждого, – поспешил он уточнить. Остальное – Берну и Терезе. Восемьдесят тысяч. Этого должно хватить на покупку фермы.

– Это тебе сейчас пришло в голову? – спросил Берн. Никогда я не слышала, чтобы он говорил с Данко таким жестким тоном.

– Какая разница, сейчас или нет?

– Ты придумал это только сейчас или уже раньше все рассчитал?

Данко вздохнул:

– Берн, собственность на людей столь же незаконна, как и любая другая.

– Не надо читать мне лекций о морали.

– Как тебе угодно. Ну, Тереза, согласна ты или нет?

– Тереза согласна, – ответил за меня Берн. Я все еще сжимала его руку в своей.

– Отлично.